та, что и деток воспитывает, и мужа накормит, и на работу сходит, и за собой хорошо следит. Словом, настоящая советская женщина успевает всё. Кажется, мы живем с такой установкой до сих пор, но откуда она взялась?
С точки зрения Августа Бебеля, одного из теоретиков марксистского феминизма, женщины будут угнетены до тех пор, пока существует принцип собственности и неоплачиваемая домашняя работа. Поэтому одной из задач социалистического общества было женское равноправие — и устранение «домашнего рабства», которое мешает женщинам принимать такое же участие в производстве, как и мужчины.
Марксисты предлагали делегировать традиционно женские домашние обязанности (воспитание детей, готовка, уборка, стирка и т.д.) государству: создать общественные детские сады, столовые, прачечные. Таким образом, женщины бы перешли с бесполезного домашнего труда на полезный общественный.
Ярой последовательницей марксистского феминизма в России была Александра Коллонтай. В своей статье «Новая женщина» (1913) она рисует портрет новой женщины, свободной от патриархальных капиталистических устоев.
Это сдержанная, образованная и успешная на работе женщина, которая не приемлет мизогинии, «двойных стандартов» и неуважения к себе, а еще имеет интересы помимо любви и семьи. Коллонтай подчеркивает, что всё это возможно только при освобождении от домашней работы и равенстве.
Большевики уделяли большое внимание женскому вопросу: советская Россия стала первой страной в мире, где законодательно закрепили равноправие полов и разрешили аборты. И государство попыталось взять на себя весь быт. В 1920-е появились первые проекты домов-коммун, когда в одном ЖК были собраны и детсад, и столовая, и продуктовый, и прачечная — полный набор бытовых услуг, как и завещали марксисты.
Казалось бы, идеи отличные, но уже во второй половине 1920-х стало ясно, что денег на такой масштабный социальный проект у государства нет. Поэтому было решено вернуть весь быт обратно в семью — то есть обратно женщинам. Но как это встроить в пропагандистский канон свободной советской гражданки?
Партия находит выход — и формирует миф о советской суперженщине, способной выполнять «двойную нагрузку»: она успешно трудится на работе и параллельно успевает обслуживать семью. Всё это встраивается в идею, что так женщины проявляют себя как яростные патриотки, трудящиеся на благо светлого коммунистического общества.
Сюда же добавляется идея о материнстве как о гражданском долге — в 1936-м окончательно запретили проведение абортов, чтобы закрыть демографическую яму после войны. А потом случилась и Вторая мировая — и этот мотив гражданского долга снова оказался популярным.
С тех пор и до начала перестройки женская повестка почти не менялась — и по сей день этот стереотип жив в сознании старшего поколения. При этом многие исследователи советской пропаганды замечали противоречие в образе «советской женщины» — невозможно одинаково хорошо выполнять все общественные требования так, чтобы еще оставалось свободное время.
